Продолжение Лекции 3
6. Здесь необходимо сделать теоретическое отступление, без которого нельзя понять ни финала войны, ни послевоенной истории.
Все изменения в характере индустриального общества, о которых шла речь в прошлой лекции и которые завершились Первой мировой войной, ( да и она сама не в последнюю очередь) привели к новому состоянию общества.
Для определения его особенностей прибегнем к понятию, которое мы до сих пор не затрагивали, но которое играет важную роль в социальных науках ХХ века, в том числе - в истории. Это понятие МЕНТАЛЬНОСТИ. Разумеется, выясняя особенности причинно-следственных в жизни общества мы, в первую очередь, обращаем внимание на моменты политические, экономические, социальные и т.д. Но все они становятся факторами исторического процесса только через человеческие действия, которые, собственно и составляют предмет истории как науки. Но человек всегда поступает, исходя из своего видения мира (в том числе - политических, экономических и прочих реалий общественной жизни) и самого себя. Без учета этого момента самосознания писать историю нельзя, ибо это будет история политики, экономики и т.д., но не людей, которые эту политику или экономику делают. Мышление же людей той или иной эпохи, группы, этноса и т.д. различно и определяется некоторым набором полуосознанных (а иногда - и вовсе неосознанных), но представляющихся самоочевидными аксиом.
Историки, философы, социологи и даже писатели обратились к понятию ментальности в 20-е годы ХХ века. Ряд имен уже был назван нами в лекции 1 - это историки французской школы "Анналов" и близких к ним. Речь идет о Люсьене Февре, Филиппе Ариесе, Жаке Ле Гоффе и других. Интересные и чрезвычайно оригинальные исследования в этой области принадлежат французскому социальному философу Мишелю Фуко (кроме названной нами книги "Слова и вещи" можно назвать непереведенные "Рождение клиники", "История безумия в классическую эпоху" и др.). Ментальность современного общества весьма плодотворно изучается Пьером Бурдье. Ментальность (современная и историческая) - одна из тем, открытых наукой ХХ века и активно ею разрабатываемая.
Аксиомы, составляющие основу ментальности эпохи, этноса и т.д. никогда не осознаются их носителями до тех пор, пока не появляется возможность увидеть пример другой ментальности, проследить изменение ее. Для того, чтобы понять, что представляют собой эти ментальные аксиомы, приведем несколько примеров таких представлений в их изменении.
Начнем с самых простых. Мало кто задумывается о том, что то, ЧТО человек ест и то, КАК он это делает зависит не только от уровня его материального благосостояния, но и от господствующих в данной ментальности представлений о еде. Так, житель древней Эллады не допускал самой мысли о том, что можно есть мясо иначе, как в ходе ритуала жертвоприношения. Для знатного римлянина имперской эпохи еда превращается в особую, занимающую огромное место и время сферу жизни (обеды из более, чем 50 перемен, среди которых были, например, соловьиные языки, моченые в вине). Для средневекового европейца еда была с одной стороны грубым средством утолить голод (современный человек весьма неуютно чувствовал бы себя на пиру высокородного сеньора хотя бы из чувства брезгливости - тоже факт ментальности - когда сеньор пользовался своей привилегией первым оторвать немытой рукой кусок от туши оленя), а с другой - еде придавалось большое сакральное значение (система постов, причастие). Несколько позже ( в XVII веке) событием чуть ли не политического характера стал запрет короля-солнца Людовика XIV пользоваться вилками в Версальском дворце (его величество было чрезвычайно обижено своими внуками, когда они на одном из королевских завтраков воспользовались этим малопонятным и трудно осваиваемым прибором). Изменение не только экономики, но и ментальности к началу ХХ века выразилось и в том, что еда стала строго функциональна (только средство утоления голода) и стандартна (патентованные консервы, например).
Представление о мире вещей, окружающих человека, также занимают большое место в системе ментальности. Так античность стремится к тому, чтобы в прекрасном Космосе любая вещь была не только хорошо сделана, но и украшена (to kosmikon), в Средние Века мир окружающих человека предметов был символичен (каждый предмет выражал собой какой-то смысл - меч рыцаря не только оружие, но и символ Креста Господня, который в свою очередь выражает собой мировую справедливость)и индивидуален (тот же меч имеет имя) , в индустриальную эпоху вещи становятся все более и более функциональны и теряют какой-либо намек на индивидуальность (пехотная винтовка в отличии от меча не может иметь собственного имени), что приводит к полной стандартизации вещей к началу ХХ века.
Очень показательна и удивительна для современного человека изменчивость моральных аксиом в разных системах ментальности. Так древнегреческую культуру невозможно понять без осознания абсолютной естественности и высокой значимости для ее носителей гомосексуализма (вспомним, например, Ахилла и Патрокла в литературе или Пелопида и Эпаминонда в исторической реальности; в учебниках из соображений благопристойности при описании реформ Солона опускается упоминаемый Плутархом закон, запрещающий рабам любить юношей - это привилегия свободных). Среди сюжетов средневековых миниатюр были такие, которые на взгляд современного человека являются очевидной порнографией - изображения помывки благородных рыцарей прекрасными дамами в бане, и этот сюжет не содержал никакого эротического момента, а был простой бытовой сценой. Непристойность была весьма важной составной частью карнавальной культуры. Разительно отличается от этого моральная составляющая ментальности европейца нового времени, которая началась с пуританизма и наиболее полное воплощение получила в викторианстве второй половины XIX века (нравы столь строгие, что знаменитая книга Дарвина "Происхождении видов путем естественного отбора" воспринималась лондонцами как порнографически непристойная, ибо в ней содержится намек на наличие половых отношений в животном мире; книга вызвала потому нездоровый ажиотаж, что резко повысило ее тираж). По той же причине среди европейских медиков начала ХХ века шок вызвали работы Зигмунда Фрейда, содержащие анализ человеческой сексуальности: врачи считали подобные темы невозможными для научной разработки ввиду их аморальности. Но появление трудов Дарвина и Фрейда стимулировали изменение моральных норм, да и самого понимания человека - ключевого звена любой ментальности.
Средневековье рассматривало человека как микрокосм - миниатюрное подобие вселенной - и венец творения, хотя и грешный. Соответственно, Вселенная была задумана для человека и была ему уютным домом при жизни, а для не слишком сильно грешивших - и после смерти. В таком мире , кстати, совершенно нелепо сомневаться в существовании Бога, и св. Фома Аквинский был вынужден объяснять своим современникам, зачем он доказывает бытие Божие, которое и так для всех них было очевидно. Именно нежеланием уходить из этого хорошо устроенного и понятного дома объясняется столь яростное сопротивление, оказанное в XV - XVII веках Церковью и обществом новой - коперниканской, а потом ньютоновской картине мира, ибо она подразумевает бесконечность Вселенной и однородность ее физических свойств, что позволяет рассматривать мир не как учебник и не как живой организм, но как механизм. В этом мире человек осознал себя ничтожной песчинкой, по выражению Блеза Паскаля "мыслящим тростником". Но вместе с тем механистичность мира позволяет человеку, знающему его законы довольно удобно себя чувствовать. Человек, "понимающий" механику окружающего мира, может подчинить его себе и заставить служить своим целям (вспомним Робинзона Крузо). Но это растущее могущество человека основано на технических достижениях нового времени, что позволяет ему считать себя выше, сильнее, умнее своих предков. Так появляется фундаментальная для ментальности нового времени идея прогресса. Лишившись возможности строить "дом" в бесконечном пространстве, человек начал строить его во времени - в истории, считая, что основной характеристикой ее является постоянное улучшение жизни людей, то есть прогресс. Объяснить современному школьнику относительность этого самого "прогресса" нелегко именно потому, что это понятие характерно для его ментальности, это - аксиома, очевидность, не требующая доказательств.
Конечно, говоря о ментальности следует учитывать, что в обществе в каждый исторический период сосуществуют, а часто борются между собой разные типы ментальности, но тот или иной может доминировать.
Период с XVI по конец XIX века в сознании людей продолжается борьба двух типов ментальности. Первый из них - тип индивидуалистический, основанный на приоритете человеческой личности перед групповыми или социальными ценностями или идеалами. Второй, более древний, представляет собой европейский средневековый вариант коллективистской ментальности традиционного аграрного общества. Для носителей этой ментальности человек является прежде всего частью некоего социального организма, освященного традицией : общины, цеха, сословия, монастыря и т.д. (см. лекцию 1). К концу XIX века традиционная коллективистская ментальность умирает в Европе почти повсеместно, хотя победа индивидуалистического мироощущения происходят в тех или иных странах с разной скоростью и с сохранением больших или меньших пережитков старого. На рубеже XIX и ХХ веков индивидуалистическая ментальность сталкивается с новым незнакомым ей доселе "противником". Таким противником явился новый тип коллективистской ментальности массовый.
7. Стандартизация производства и потребления, да и всех сторон жизни, теснота больших городов, огромных заводов, гигантских армий, в рамках которых мнение, желание, воля отдельной личности не решали ровно ничего, непривязанность людей к определенной социальной группе и социальному статусу, десакрализация политики и доступность политической информации и другие причины (см. лекцию 2) приводили к тому, что человек-индивидуалист XIX века, сам творивший свою судьбу, нередко уступал место человеку-"винтику", социально одинокому, неспособному на индивидуальную самостоятельность, сильному лишь новой аксиомой - "я как все". "... единица - вздор, единица - ноль...", "...но если в партию сгрудились малые, сдайся, враг, замри и ляг...". Ментальность этих "винтиков" мы и называем массовой, а сообщество их массой. Итак, масса - это понятие, относящееся большей частью именно к ментальности, особый ее тип, возникший по описанным уже причинам.
Каковы же основные характеристики массовой ментальности?
Во-первых, это КОЛЛЕКТИВИЗМ, исходящий из аксиомы "я как все", но раз "как все", то этому стандарту должны соответствовать именно "все", то есть общество в целом, таким образом под коллективом все общество, "мы" - это общество.
Во-вторых, из этой ситуации следует вывод: члены общества должны быть одинаковыми ("как все"), а добиться этого можно только с помощью политического насилия (других средств для этого нет). Таким образом мы получаем в качестве типического явления КСЕНОФОБИЮ, неприязнь ко всем отличающимся, кто "не как все" (другая нация, богатство, личная одаренность, какая-либо заметная болезнь, знатность , просто внешний вид и т.д.). Ксенофобия возникает сначала на бытовом уровне (ругательства: "умный какой нашелся", "жидовская морда", "черномазый", "а еще очки надел" и т.д.), но при благоприятных политических обстоятельствах может становиться серьезным и опасным фактором общественной жизни.
В-третьих, отсюда логически вытекает ПОЛИТИЗАЦИЯ массы (напомним, что без политического насилия невозможно добиться абсолютной одинаковости - аксиоматического идеала массы). Но как только массовая ментальность переходит на политический уровень, то есть становится осознанной и выраженной в идеологических формулах, возникает вопрос об отделении "агнцев от козлищ", своих, тех, кто "как все", от чужих и о критерии этого отделения. Очевидно, что этот вопрос не может быть решен рационально, поскольку лежит по ту сторону разума, поэтому возникает необходимость авторитета, который это разделение проведет, укажет на врага и поведет за собой в "последний и решительный бой".
Поэтому, в-четвертых, для массовой ментальности характерна потребность в обладающем некоторыми особыми способностями (благодатью, по-гречески - харизмой) вожде, которого потому социологи и называют ХАРИЗМАТИЧЕСКИМ ЛИДЕРОМ. Такой лидер является абсолютным авторитетом для массы и потому - объектом ее фанатичного преклонения. Как правило именно появление харизматического лидера и переводит массовую ментальность из состояния бытового и потенциального в состояние политизированное и активное.
В-пятых, из аксиомы "как все" следует, что промежутка между "нашими" и "чужими" быть не может, и чужим может оказаться кто угодно, на кого укажет вождь. Естественно, отсутствие этого промежутка четко делит мир на красных и белых, арийцев и неарийцев, "истинных марксистов" и "ревизионистов". Мир воспринимается в ЧЕРНО-БЕЛЫХ ТОНАХ. При этом отношение к чужим, ксенофобия, при переходе массы в активное состояние становится крайне АГРЕССИВНЫМ.
В-шестых, переход массы в активное политическое состояние, осуществленный через любовь к вождю и ненависть к врагам, сопровождается вспышками массового ЭНТУЗИАЗМА, разумеется, вполне искреннего, ибо речь идет о выходе на поверхность того, что миллионы людей до сей поры в не выявленной или полувыявленной на бытовом уровне форме несли в себе.
В-седьмых, активизация масс, как правило, осуществляется политическими организациями, опирающимися в своей идеологии на стереотипы массовой ментальности, а потому способными манипулировать массой.
ОБЩЕСТВО ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ ХХ ВЕКА МЫ НАЗЫВАЕМ МАССОВЫМ ИМЕННО ПОТОМУ, ЧТО В НЕМ ВПЕРВЫЕ ВОЗНИКАЕТ, А В РЯДЕ СЛУЧАЕВ НАЧИНАЕТ ДОМИНИРОВАТЬ МАССОВАЯ МЕНТАЛЬНОСТЬ.
Конечно, такое состояние общества весьма нестабильно, чревато войнами и невиданными по силе революциями.
История знает два выхода из такого состояния. Первый и наиболее естественный заключается в том, что общество находит в себе силы и умение инкорпорировать массу, что разрушает основы массовой ментальности. Бурный поток массы вновь растекается на ручейки групп, заболевшее (а массовость - болезненное состояние) общество выздоравливает. Лучше всего это получается в странах, где традиционно весьма сильны были позиции индивидуализма, а потому массовизация затруднена. Второй выход, преобладающий в странах, где массовизация произошла взрывным образом (Россия, например) и где индивидуалистические традиции были довольно слабы, масса побеждает, приводит к власти в результате революции или иных массовых действий своих харизматических лидеров, что завершается созданием системы тоталитаризма.
8. Именно масса, окончательно сложившаяся и ощутившая свою силу в ходе Первой мировой войны, по сути дела эту войну и прекратила.
Эта война не только странно началась, но и еще более странно закончилась. Первой из войны вышла Россия. Реального военного поражения Россия не потерпела. Положение на фронтах было, конечно, тяжелым, но не катастрофическим и достаточно устойчивым. Главной причиной того, что Россия войну проиграла стала революция, причем особенность этой первой победившей революции ХХ века заключается в том, что ее совершили не парижские буржуа, не английские пуритане, а масса - люди с совершенно новым типом ментальности. Именно поэтому революция привела к появлению невиданного ранее общественного строя - тоталитаризма, анализу которого мы посвятим значительную часть будущих лекций.
Началом конца войны стал знаменитый мартовский "приказ ╧ 1" самозванного Петросовета, который отменил подчинение солдат офицерам, чем добил разлагающуюся дисциплину в армии. Армия после этого оказалась легкой добычей большевистской пропаганды (российские большевики - первая ПАРТИЯ НОВОГО ТИПА, то есть организация, апеллирующая к массовой ментальности и овладевшая искусством манипулирования массою).
А окончилась для России война заключенным большевиками пораженческим Брестским миром 3 марта 1918 года.
Таким образом, Россия проиграла войну, не потерпев реального военного поражения: на карте видно, что в чисто военном отношении продолжать оборону Петрограда и других жизненно важных районов было можно.
Очень похожие события произошли и в Германии. Ее положение на фронтах было к осени 1918 года более напоминало положение победителя, чем побежденного: германские войска занимали огромную часть России (по Брестскому миру), Бельгию, часть северной Франции, более того, осенью 1918 года были предприняты попытки наступления на Париж. Объяснять поражение Германии одной лишь экономической истощенностью не следует, ибо война на истощение была тяжела для всех стран-участниц.
Как и в России в Германии война также закончилась революцией, начавшейся 3 ноября 1918 года с восстания на военных кораблях в Киле, где традиционно идеально послушные германские матросы выбрасывали за борт призывавших к атаке английских кораблей офицеров. Развал дисциплины в армии иллюстрирует описанный генералом Людендорфом факт: во время последнего наступления на Западном фронте (на котором - "без перемен") две подтянутые из тыла свежие дивизии пытались атаковать позиции противника, но были остановлены немецкими же солдатами, обвинившими их в штрейкбрехерстве. Германию победила не Антанта, а знаменитый раньше своей дисциплиной собственный прусский солдат. События развивались стремительно: советы, красные флаги и другие атрибуты революции распространились из Киля по всем городам страны. 9 ноября начались волнения в Берлине, в тот же день перепуганный происходившим Вильгельм II бежал в Голландию, а Германия была провозглашена республикой, причем провозгласил ее по собственной инициативе социал-демократ Филипп Шейдеманн даже без консультации с ЦК собственной партии на одном из митингов при бурном одобрении толпы. А 11 ноября в Компьене представитель уже республиканского правительства Маттиас Эрцбергер подписал перемирие, которое означало капитуляцию германских вооруженных сил.
Судьбу России и Германии разделили Австро-Венгрия (распавшаяся в ходе национальных революций) и Османская империя - союзница Германии, где начал рушиться опиравшийся на многовековые традиции и принципы ислама султанский режим. Массовые (в данном случае - антивоенные) волнения охватили даже относительно стабильные Великобританию и Францию.
Масса вступала в свои права.